В журнале «Эксперт» было опубликовано интервью с профессором Йельского университета политическим философом Борисом Капустиным. Разговор был посвящен изданной в 2019 году книге Капустина «Рассуждения о „конце революции“».
Главная тема книги, да и интервью — возможны ли в современной мире революции и что можно считать настоящей революцией.
Отметим, что протестные события последних лет в Москве, Париже, Боливии, Гонконге, Ираке и т. д. автор не считает приметами революции. Потому что они не были направлены на смену политико-экономических парадигм развития. В то же время одной и, наверно, главной составляющей революцией политолог называет ситуацию «двоевластия», а то и «многовластия».
— Первый критерий революции — если появляется то, что Владимир Ленин называл «двоевластием» (а то и «многовластием»), — когда существуют несколько противоборствующих центров власти, оперирующих на уровне общества как целого. Второй критерий — невозможность разрешения конфликта между ними путем обращения к высшему арбитру, будь то сакральный авторитет либо светский. Соответственно, каждый из конкурирующих центров власти выступает воплощением «высшего разума», по отношению к которому противник есть воплощение «неразумия». Это и делает революционную борьбу столь трагичной и бескомпромиссной, — говорит Борис Капустин.
Именно ситуации «многовластия» боятся россияне в связи с потенциальным уходом Владимира Путина. Согласно результатам недавно проведенных исследований Центра политической конъюнктуры (ЦПК), самый главный страх, который возникает у россиян в связи с вероятным уходом Путина — это возможность наступления ситуации борьбы за власть разных элит. По данным опросов нескольких фокус-групп, именно Путин сдерживает конфликты между политическими силами. Его уход может повлечь новый передел собственности и возникновение ситуации «бардака и беспорядков».
— Ситуация многовластия или двоевластия возможна в стране, если избранная власть свои обязательства не выполняет, — напоминает политолог Юрий Светов. — Мы с вами видели, как появилось двоевластие на Украине шесть лет назад, когда президент Украины Виктор Янукович вместо того, чтобы заниматься сохранением Конституционного порядка, просто сбежал, и тем временем сформировался другой центр власти. Когда люди начали захватывать склады с оружием, допустим, в Львовской области — на этот полный беспредел надо было реагировать. Он этого не сделал. Возможны ли у нас такие события? Я надеюсь, наша власть извлекла уроки из того, что было в 1917 и в 1991 годах, и будет действовать таким образом, чтобы многовластия не было.
Другой политолог, директор Центра политического анализа Павел Данилин, соглашается с Борисом Капустиным в плане, что для революции нужно стечение множества обстоятельств. В том числе слабость власти. Даже те акции, которые прошли в Москве, по своей сути не могли привести к революции:
— Есть часть общества, которая выходит на протесты и хочет революции — это самая глупая, манипулируемая, но активная часть, которая тем не менее способна к действию и способна раскачать ситуацию. Но если говорить о практике, то у нас достаточно хороший репрессивный аппарат. Достаточно сплоченная элита. Достаточно высокий авторитет высшей власти. Значительные группы консерваторов в обществе. Поэтому на практике, та самая революция, которой грезят прыщавые подростки во главе с авторами роликов из различных фондов, она невозможна, — констатирует Павел Данилин.
Со своей стороны Юрий Светов обращает внимание на то, что для свершения революции общество должно быть готово расстаться с уже имеющимися у него благами.
— Большей части населения России ни в 1917 году, ни в 1991 терять было нечего. Какая собственность была в 1991 году у подавляющего большинства советских граждан? Да никакой: квартира, которая чаще всего была государственной, шесть соток, да машина — далеко не у всех, — напоминает Юрий Светов. — Сейчас большинству граждан России есть что терять. У нас большая часть населения имеет в собственности жилье. Огромное количество людей имеют земельные участки. Машины и прочее имущество — есть. И человек будет взвешивать, готов ли он пойти за лидерами, которые отвергнут нынешнюю власть, при которой он так или иначе все это приобрел.
Одновременно и власть тоже делает все для того, чтобы революция оказалась невозможна:
— Создание Росгвардии, ее усиление — это как раз шаг по укреплению силовых структур, которые обязаны поддерживать конституционный порядок. Второе — это то, что было сделано после войны в Осетии — улучшение уровня жизни армейцев. Это нужно было чтобы избежать повторения ситуации 1917 и в 1991 годов, когда силовые структуры перестали выступать на стороне власти. При этом никто не отменял чеканную ленинскую формулу: революция происходит, когда низы не хотят жить по старому, а верхи не могут. Сейчас мы наблюдаем за действиями власти в России, и она хочет удовлетворить новые потребности людей. Получится не получится — другой вопрос.
Впрочем, остается еще один момент. Тот самый транзит власти 2024 года. О том, что будет, когда Владимир Путин уйдет из власти, мало кто берется предположить.
— Безусловно, если Путин уйдет, появятся группы элит, которые будут бороться за приоритетное место. И первая группа будет во главе с новым президентом — это обязательно, — уверен Павел Данилин.
А уж в том, что новый глава государства рано или поздно появится — никто не сомневается.
— Когда я слышу слова «Путина заменить некому», я вспоминаю, как сам, когда Ельцин объявил Путина своим преемником, слабо в это поверил. А чтобы в 1998 году предполагать, что Путин станет президентом России — думаю, таких людей было раз, два и обчелся. Но сегодня среди людей, которые на слуху, как Ходорковский, Навальный, уехавший теперь в Америку Гарри Каспаров — нет тех, которых страна воспримет в качестве лидера. Возможно, этого человека мы не знаем, — заключает Юрий Светов.
